Женщина в чёрной пушистой шубке вошла в холл, закашливаясь от тёплого холодного воздуха, который резко сменился тёплым. Рождество. В огромном доме графа пахло елью и различными вкусностями, из зала доносились воссторженные возгласы, возникающие посреди всеобщего гула. Маркиза с изящной небрежностью скинула шубу, делая шаг в зал, где проходило празднество. Фальшивые улыбки, короткие приветствия, но даже те, кто здоровались с ней, не могли сдерживать удивления. Она пришла. Она здесь. И, наверное, всем было понятно, что Симона появилась на бале в честь рождества не для того, чтобы повеселиться, но для того, чтобы напомнить о себе. Д'Арко была уже немолода, хоть и, бесспорно, так же красива, без мужа, без детей. Вся её жизнь была пущена на то, чтобы быть в центре внимания, чтобы блистать. А теперь она не может... Картинки, то и дело возникающие перед её глазами, отдавались болью в сердце. Слишком много знакомых людей, слишком много воспоминаний. Столько воды утекло, столько прошло времени... Взять того же Бастиана. Его дети теперь уже совсем взрослые, хотя, казалось бы, совсем недавно он был холост и принадлежал ей, только ей. В этом зале было достаточно мужчин, принадлежавших ей когд-то, и большая часть из них были счастливы, или не очень, в браке. Симона была одна. Совсем одна. Влияния стало больше, но поклонников становилось всё меньше, в чём огромную роль играло редкое появление женщины в свете.
Пара танцев, светская беседа, а затем пустота. Маркиза с большим усилием открыла глаза, замечая на себе десяток взглядов. Она лежала на кушетке в какой-то небольшой комнатке. Люди что-то спрашивали, обсуждали между собой, но Симона молчала, уставившись в пустоту и размышляя о том, сколько ещё продлятся эти мучения.

Этот голос. Симона медленно повернулась, чтобы взглянуть на него, спокойно, даже апатично, а затем вновь уставилась туда, где никого не было. Сальери... Только не он. До сих пор маркиза отчетливо помнила как и из-за чего они расстались, а теперь он пытается отгонять от неё людей, чтобы те дали ей прийти в себя. Что это за жест благородства, черт возьми? Воздуха действительно не хватало, но не потому, что в комнате было душно, а потому, что девушка была просто не в состоянии глубоко дышать. Если бы в комнате не стоял гул, можно было бы услышать глухой, "сопящий" звук, доносящийся из её груди. Вскоре в комнате остались только она и Антонио. Женщина покосилась на композитора, думая, что и он сейчас уйдёт, но Сальери всё стоял. Наконец Д'Арко не выдержала и, подняв на него высокомерный взгляд, отчеканила. - Спасибо за Ваше беспокойство. Я в порядке. Оставьте меня одну, герр Сальери. - но на последних словах маркиза вновь начала кашлять, прикрыв рот ладонью. Она кашляла долго, едва не задыхаясь, а когда закончила, убрала руку от рта. Белоснежная перчатка окрасилась в красный цвет. Симона сжала руку в гулак, испуганно взглянув на придворного капельмейстера. Он видел или нет?

Женщина отчаянно пыталась сжимать пальцы, но слабость, какой она не ощущала никогда, сделала своё дело, и Сальери увидел то, что так хотел увидеть, пусть Симона и не знала, почему. Маркиза смотрела прямо и невозмутимо, однако, когда композитор заглянул в её глаза, не выдержала и отвернулась. Теперь все узнают, все будут говорить. Эта мысль вызвала немалое волнение, отчего Д'Арко вновь закашлялась. Не успела светская львица прийти в себя, как мужчина метнулся к двери, отчего маркиза едва не упала с кушетки в попытке его остановить. Но Антонио остановился сам. Грациозно поднявшись, не показывая, каких усилий ей это стоило, женщина подошла к нему и, чуть склонив голову, произнесла. - Мне не нужен врач. Я не хочу огласки, герр Сальери, и если Вы желаете мне добра, просто увезите меня домой. - так холодно и отстраненно Симона не разговаривала с ним никогда. Стоило только вспомнить, что раньше связывало их, как жить хотелось ещё меньше. Теперь итальянец только сблизился со своей семьей и, конечно, нарожал кучу детишек. А она... Утратила одного из самых преданных своих поклонников. Когда Д'Арко видела всех этих людей, она не могла ускользнуть от мысли о том, что жизнь её прожита неправильно, потрачена зря. Она любила человека, стоящего прямо перед ней, но смысла говорить об этом сейчас просто не было. Это бы напрасно привязало его к ней, заставило бы мучится и страдать. Они оба, стоящие в этой комнате, прекрасно понимали, что роковой маркизе осталось не так-то много. Полгода, быть может, даже меньше. Врачи настаивали на том, чтобы Симона отправилась в Италию, так как там климат значительно мягче, но женщина надеялась продержаться ещё чуть-чуть здесь. Она знала, что никакая смена климата уже не принесёт ей выздоровления. - Если Вам не наплевать на всё то, что связывало нас. Если же это так, просто позвольте мне уйти. Не поднимайте шума. Просто. Дайте. Мне. Уйти... - голос маркизы дрогнул и их глаз покатились хрустальные бусинки слёз. Как же она хотела умереть, прямо сейчас. Или... Пусть кто-нибудь убьёт её. Что может быть хуже того, что ты умираешь от болезни?

Даже после его ухода, Симона так и осталась стоять, толком ничего не понимая. Как? Почему? Она отвратительно обошлась с ним, вырвала его сердце и растоптала, имея дерзость вернуть его обратно, а он вызвался помочь ей. Маркиза даже не знала, принимать это за прощение или за попытку мести. Кто знает, быть может за этим жестом следует нож в спину? Нет, женщина знала Антонио, а он не стал бы лицемерить... Или... Она совсем не знала Антонио. Безусловно, композитор изменился с тех пор, как между ними было что-то больше, чем сухие светские беседы. Ждать от этого человека можно было всё, что угодно. Вытерев слёзы и приведя себя в порядок, Д'Арко спустилась вниз, надевая шубу и выходя на морозный воздух. Первое, на что она обратила внимание, это на яркий запах табака, который, ударив в нос, вызвал новый приступ кашля. Симона отшатнулась, прикрывая рот рукой. - Что же Вы делаете?! - нет, он точно хочет пораньше загнать её в могилу. На ладошке вновь остались следы крови. Надев капюшон, женщина села в подъехавший экипаж, чувствуя, что вот-вот вновь лишится чувств. Как же неправильно поступала она по отношению к Сальери. Дома его ждала жена и дети, а маркиза вот так просто попросила увезти её домой. В этом была вся Симона. Даже потеряв вкус к жизни, она относилась к ней невероятно легко. Но... В голове её родился план. Женщина твёрдо знала, что сейчас она приедет, попросит набрать ей горячую ванну, запрётся в комнате наедине с собой и, достав ножичек для вскрытия писем, покончит с мучениями раз и навсегда. Все эти мысли отражались на её лице, а руки тряслись, вынуждая прятать их в рукавах шубы. Маркиза не смотрела в сторону Антонио, боясь, что он всё поймёт. - Очевидно, мы должны о чём-то поговорить. Как Вам бал?..

Она вдохнула побольше воздуха, словно боялась задохнуться, и, коротко взглянув на Сальери, вновь устремила свой взгляд в окно. С неба сыпались хлопья снега, которые были видны особенно хорошо во тьме декабрьской ночи. Дома были украшены венками и гирляндами, повсюду горели фонари. Совсем скоро должно было наступить рождество, но Симона не чувствовала праздника. Неожиданное прикосновение только усилило её дрожь, заставляя мыслить о самоубийстве всё ярче. Она снимет украшения, но накрасится и наденет красивую кружевную сорочку, белоснежную, как снег, падающий за окном. Это было бы красиво, действительно красиво и драматично. Красное на белом - эта мысль пришла ей в голову сегодня, когда она увидела свою перчатку, окрашенную кровью. Голос Антонио вырвал женщину из страшных размышлений, позволяя некоторое время подумать о другом. - Не дурно. Довольно неплохо. - раздельно и сдержанно произнесла маркиза. Не про бал? А про что? Что, Антонио, ещё связывает нас теперь? Это причинит лишь боль, и тебе придётся жить с ней. Не мне. - Не знала, что Вы курите... - спустя некоторое время вымолвила Д'Арко, не поворачиваясь к собеседнику. Вскоре экипаж остановился у красивого розового особняка, и кучер помог Симоне выйти. - Вы можете... - Войти? Несправедливо будет задерживать его в такой вечер. - Забудьте. Благодарю Вас за всё, что Вы сделали для меня. А теперь прощайте. - развернувшись, она быстрыми шагами направилась к дому.

Экипаж тронулся под фырканье лошадей, позволяя  маркизе ускорить шаг. Она чувствовала, как горит её кожа, должно быть, из-за температуры, а тело продолжала бить сильная дрожь. Пар шёл изо рта, глаза слезились, а ей поскорее хотелось закрыться в своей красивой ванной, чтобы красиво уйти из жизни... Голос окликнул её. Женщина резко обернулась, словно её застали за каким-то ужасным занятием, но тут же хитро улыбнулась, разводя руками. Даже в такой ситуации Симона умела держать лицо. Её интересовал лишь один вопрос - почему в канун рождества он не вернулся на бал или не поехал домой, к жене и детям. Почему он остался с ней? - Вы напрашиваетесь, Сальери? - усмехнувшись, спросила Д'Арко, чуть повышая голос, чтобы её было слышно. - Вина или чего-нибудь покрепче. Что ж, я согласна, герр придворный капельмейстер. Но мне лучше войти в дом. Холодный воздух вреден для меня.. - с этими словами женщина повернула в сторону дома, вновь ускоряя шаг. Она чувствовала себя очень плохо, но уже привыкла к этому. Болезнь до обострялась, то самочувствие становилось подозрительно хорошим. - Вам нельзя так много курить. Это вредно. - Симона вошла внутрь, коротко кивнув дворецкому, открывшему ей дверь. Должно быть, этот подтянутый старичок втайне проклинал её за такие вот поздние возвращения домой, но возразить ничего не мог - платили ему хорошо. Сняв шубу и поправив причёску, маркиза распорядилась, чтобы в салон принесли бутылку лучшего красного вина и чего-нибудь съестного. Придётся отложить акт, что предназначила она себе, придётся улыбаться и разговаривать с ним. После стольких лет, после всей той боли, что они причинили друг другу, они будут разговаривать и пить вино. Под ёлкой, увешанной разноцветными украшениями, лежало несколько подарков, но женщина не спешила их открывать. В камине потрескивали дрова, часы, тикая, приближали полночь. Дверь в гостиную открылась и на пороге показался Сальери.

Маркиза натянуто улыбнулась, жестом указывая слуге открыть бутылку и разлить по бокалам, а затем оставить их одних. - Две сигары в один час? Это не мало. Вы курите так, словно что-то беспокоит Вас. - Неужели я? Симона просто не могла поставить себя на его место, вообразить то, что чувствует композитор, видя её увядающей, беспомощной, одинокой. - Я никогда не избегала Вас. А подарок... Мы не в тех отношениях, чтобы преподносить друг другу подарки, уже давно не в тех. - эти слова были произнесены так печально, что, будь Д'Арко наедине с собой, она бы отругала себя за то, что так открыто показывает свои эмоции. Она была рада, что Сальери остался, так рада, что трудно было описать, но истинная леди не показывает своих чувств, даже если в этот вечер она собралась умереть, и терять ей больше нечего. - Почему Вы не с семьёй? Я думала, Вы дорожите женой, детьми... И в этот вечер, в эту ночь Вам следовало бы быть с ними. Не буду лгать - мне льстит Ваше внимание, но Вам не стоит тратить время понапрасну. - И прибавлять времени мне. Я больше не хочу. Я устала! Поджав губу, женщина отвернулась, чтобы не заплакать и, недолго думая, поднялась, чтобы подойти к окну. Здесь было немного прохладнее, чем в кресле, что помогало выносить жар. - Сегодня самый странный вечер в моей жизни. Неужели Вы простили меня после всего, что я сделала? Я была бы признательна, если бы Вы простили меня, потому что... Потому...  Сальери, не хотите вина? - голос её резко переменился, с напускной лучезарной улыбкой Симона повернулась, но встретила пронзительный, серьёзный взгляд.

Так близко... Симона опустила взгляд, сложив руки на груди, словно желая оградить себя от него, от всего мира. Не потому, что общество Сальери по каким-то причинам было неприятно ей, но потому, что его близость волновала женщину больше, чем она могла себе представить. Не должен был сметь? Отчего же? Если бы этот мужчина только знал, какие чувства вызывал в ней теперь, выкурил бы третью сигару. Она же, словно юная девица, не могла раскрыть ему своих чувств, даже теперь, когда знала, что в скором времени её не станет. Зачем причинять ему боль? Маркиза была уверена, что, не зная о том, что она любит его, Антонио перенесёт её смерть намного легче. Да, их многое связывало, но это было в прошлом. В ПРОШЛОМ! - Вы не изменились, Сальери. Всё так же льстивы. - с какой-то холодностью и разочарованием ответила Д'Арко, всё так же пряча взгляд. Так же прекрасна? Едва ли: морщинки в уголках глаз, осунувшееся лицо, болезненная бледность. В ней совсем не осталось той, прежней цветущей женщины, которая каждым выходом в свет вызывала восхищение. Даже взгляд её изменился. - Оба мы знаем, что я скоро умру. Думаю, в таком случае минуты, проведённые с женщиной, разбившей Вам сердце, будут крайней глупостью, а, следовательно, тратой времени, в особенности тогда, когда дома Вас ждут жена и дети... Сколько их у Вас? Впрочем, нет, не отвечайте. Мне это не интересно. Я спросила, не хотите ли Вы вина. Вы не ответили, Сальери. Вы словно не слушаете меня! Никто не слушает! - Симона повысила голос, отходя от окна и выпивая бокал красного вина залпом. - Знаете... Вы вообще не думали, Сальери, что сейчас, находясь здесь, Вы мешаете мне покончить с собой? Не слишком-то вежливо с Вашей стороны. - язвительный тон, голос, то и дело срывающийся на крик, трясущиеся руки. Она готова была сделать с собой что-нибудь прямо сейчас. Например... Разбить бокал так, чтобы ножка заострилась и пырнуть себе в живот, или проколоть сонную артерию, чтобы наверняка.

Всё желание убить себя, возникшее так внезапно, потухло в ней по мере того, как говорил Антонио. Из глаз покатились слёзы и, отставив бокал в сторону,  маркиза закрыла лицо руками и рухнула в кресло, сотрясаясь от рыданий. Сальери, сам не зная того, причинял ей огромную боль каждым своим словом. Встретит? Да кого она встретит? Кому она вообще нужна? А кто, кроме него, нужен ей? И справедливо ли обрекать на муки человека, готового ради тебя на всё? Стоит ли сближаться с кем-то тогда, когда знаешь, что в конце концов причинишь ему только боль, страдания? Дети. Едва ли была в мире тема больнее для Симоны, чем эта. Она безумно любила своих племянников и не упускала возможности встретиться и поиграть с ними, но это было не то, совсем не то. Она, женщина, пожертвовала самым главным ради пустого, бессмысленного, а теперь страдала от одиночества. Бесконечные поклонники и подарки уже давно были не нужны ей, но было слишком поздно. - Я... Люблю одного человека, но не хочу его обременять. Я была бы лишним дополнением к его жизни. У него своя семья... Я буду для него лишь проблемой, чем-то очень, очень ненужным. И я хочу, чтобы он забыл обо мне, потому что если он будет со мной, это причинит боль мне и ему. А ещё... Я хочу поцеловать его, хочу быть его прямо сейчас... Но я не посмею. - Д'Арко открыла лицо просто для того, чтобы смотреть на него, следить за каждым его движением. Пусть он будет последним идиотом и не догадается, Господи, пусть! Иначе всё разрушиться, усложнится и причинит невыносимую боль им обоим.

Когда итальянец коснулся её губ, Симона подумала, что вот-вот потеряет сознание или задохнётся от переизбытка чувств. Не тот человек? Пусть думает так, пусть думает всё, что угодно, только продолжает целовать её. Пара слезинок скатились по её щекам прежде, чем Антонио отстранился и повернулся к ней спиной. Мужчины! Маркиза фыркнула, поднялась и подошла к нему почти вплотную, положив руку на плечо. Голос её звучал тихо и вкрадчиво. - Вы хотели этого. Я тоже. К чему извинения? Вы словно мальчишка, дрожащий от страха при мысли о том, что его поставят в угол. Я не сделаю этого и даже не отшлёпаю Вас. - юмор в её стиле. Она изменилась меньше, чем могла бы, но те изменения, что произошли в сознании женщины, не сравнились бы с тем, что осталось от неё. Д'Арко прижалась к нему ещё ближе, тоненьким пальчиком проводя по шее мужчины, привстала на носочки, оставляя на ней жаркий поцелуй. - Ответьте мне на один вопрос, мой маленький мальчик. Действительно ли Вы до сих пор любите меня? Потешьте моё самолюбие перед тем, как проститься со мной. Я отмерила себе всего несколько часов, и у меня будет слишком мало времени, чтобы вновь растоптать Вас. Да и имею ли я право теперь, после того, как Вы отнеслись ко мне? - правильнее было бы сказать не "Потешьте моё самолюбие", а "Дайте мне надежду", но женщина панически боялась открыться ему, рассказать о том, что она чувствует, как ей страшно, прижаться не так, как сейчас, а ища защиты и опоры. Он чужой мужчина, не её. Она не может поступить с ним так.

Симона усмехнулась лукаво улыбаясь и продолжая всё так же прижиматься к нему. На его вопросы женщина отвечала так же быстро, как Сальери успевал их задавать. - Намного меньше. Вы правы, они юны. И я могу поиграть ими, если захочу. Я не просила Вас быть со мной. - неожиданно маркиза умолкла, приходя в оцепенение от его вопроса. Прямо так? В лицо? Он осмелел с тех пор, как в последний раз пытался выудить у неё признание, но это было неправильно, совсем неправильно. Она знала, что последует за этим признанием, а посему, не желая вырывать его из семьи, в очередной раз нашла, как выкрутиться. - Не спрашивайте меня об этом, Сальери. Мне придётся лгать. - измученно ответила маркиза, думая отойти, но что-то остановило её, вынуждая сосредоточить своё внимание на кружеве его жабо, а затем и вовсе поднять взгляд, чтобы заглянуть в его глаза. - А Вы? Вы не ответили. Впрочем, я и сама знаю ответ... Поцелуйте же меня. На прощание. Уверена, Вас уже ждут дома, и меня... Тоже ждут. - какие же глупости она сейчас говорила, но и поделать ничего с собою не могла. Просто признаться? Да, Д'Арко была не такая, и лёгких путей она не искала. Пусть такой выбор измучает её, но не его. Едва ли Сальери было бы легче, узнай он о чувствах маркизы. Осознание того, что то, чего он так ждал, было так близко, что и вообразить сложно, убило бы его. Было бы больно, обидно... Композитор не понял бы её, узнав о том, что его муза покончила с собой, не одобрил бы её решения.

Нет, она просто устала, просто не хотела быть кому-то в тягость. Но, Боже, его слова разили так метко, попадая в самое сердце. Эта уверенность, твёрдость, которой не было тогда, когда они были на пике своих отношений, сводила Симону с ума. Наконец-то этот ребёнок стал мужчиной, заставляя любить себя ещё сильнее. Ей оставалось лишь коротко кивать и преданно смотреть в глаза. Да, она любила его, любила больше всего на свете, но никогда бы не смогла сказать об этом вслух. Пусть это останется недосказанным, во всяком случае пока. Мысли о том, что Сальери останется здесь, с ней, вызывали слёзы облегчения и какого-то дикого, странного счастья. Обвив шею композитора тоненькими ручками, женщина принялась с той же страстью отвечать на поцелуй. Всё происходящее казалось Д'Арко сном, но сном неправильным. Симона не стала скромнее или боязливее, просто она, кажется, с болезнью утратила ту капельку коварства, что всегда жила в ней. Ей хотелось только одного - чтобы он был счастлив, и они оба, маркиза была уверена, что оба, понимали - с ней он не сможет обрести этого счастья. Отстранившись от его губ, женщина бессильно уткнулась в плечо композитора, ощущая, как подкашиваются ноги. - Кому от этого легче? От моей любви. Я схожу от Вас с ума, но Вы зря тратите на меня время. Кто знает, сколько мне осталось? Думаю, не больше года. Если Вы не уйдёте сейчас, пообещайте мне, что не оставите меня до самого конца. Не бросайте меня теперь, когда я снова обрела Вас, умоляю. Или же уходите. Я не настроена на то, чтобы устраивать очередную интрижку. Я устала от всего этого.

Женщина слабо улыбнулась, глядя на него и искренне не понимая, почему он после всего доверяет ей. Будь она на его месте, стала бы она проявлять такую заботу, оставлять семью в канун рождества, прощать все старые обиды? Да никогда! Сальери же с годами не утратил своего необъяснимого альтруизма. Именно об него ломалась теория Симоны о том, что все люди - невыносимые эгоисты. Или исключения только подтверждают правила? Маркиза не знала, пусты ли его обещания, но они грели душу, позволяя на короткий миг забыть о невзгодах, о болезни, которая, взяв её за руку, быстро ведёт к могильной плите. Только оказавшись в кресле, Д'Арко поднялась и, подойдя к нарядной ели, присела на ковёр, доставая самый верхний подарок. Это была небольшая коробочка, обклеенная цветной бумагой, а внутри, судя по всему, было спрятано что-то ещё более маленькое. Однако, женщина заранее знала, что внутри, она даже знала, от кого этот подарок. Развернув коробку, она достала оттуда ещё одну коробочку и открыла её. Блики драгоценных камней заиграли на её лице. Колье и серьги. Ну разумеется! Маркиза закатила глаза и усмехнулась. Мужчины ни капельки не изменились за всё это время, считая украшения беспроигрышным вариантом для подарка. Что ж, они были правы. Крупные синие сапфиры были окружены маленькими бриллиантами, а огранка из белого золота не утяжеляла колье, а добавляла изящества. - Хотите взглянуть? Красивый подарок... Жаль, что придётся его вернуть. - Симона печально вздохнула, надув губки. Юноша, от которого был этот подарок, был так молод и красив. Но было ли справедливо так обнадеживать его? Пусть он клянётся в вечной любви, завтра он её забудет. Они все такие, эти мужчины.

Симона криво усмехнулась, захлопнув коробочку с украшениями. Кажется, в ней начала просыпаться та капелька эгоизма и коварства, что временно дремала. Ей не хотелось бы обнадеживать молодого человека, давать ему повод вновь и вновь приносить подарки, но отдавать столь прекрасное колье тоже было жалко. Она использует его для своей выгоды, как использовала мужчин и до него. Прекрасные украшения, они подойдут к цвету её глаз, делая его более насыщенным. - Мне казалось, что он желает что-то получить за это. Я оставлю колье, но на этом всё. Я не хочу встречаться с ним. Не хочу никого видеть. Если поговорить начистоту, я гожусь ему в матери, а его визиты ко мне совсем не понравятся его родителям и будущей невесте. - маркиза улыбнулась, открывая другую коробку, в которой была диковинный музыкальный инструмент, очевидно духовой, с выгравированными арабскими надписями на корпусе. Он был очень красив, но Д'Арко и понятия не имела, как извлекать из него звук. Женщина не сразу заметила, что Сальери молчит. Подняв на него взгляд, Симона нахмурилась, находя композитора обремененным и измученным, и соскочила с пола, подходя к мужчине. Она нежно обняла его, погладила по волосам, желая лишь успокоить так, как он успокоил её. - Что беспокоит Вас? Всё будет хорошо, всё образумится... Улыбнитесь, ради меня, прошу Вас. Я так люблю Вашу улыбку. Я рядом, и я без ума от Вас. Сегодня рождество. Нужно лишь жить настоящим. Забудьте о прошлом, не думайте о будущем. Просто улыбнитесь. - сказать "люблю" так сложно. Маркиза использовала всевозможные синонимы, всячески увиливая от этих заветных слов.